Нечто холодное коснулось её лба. Мадлен поморщилась и открыла глаза. Первым что она увидела, это был потолок. Роскошный, весь расписанный, достаточно высокий, с множеством барельефов по краям. Сама комната была такой же помпезной, пошлой и вычурной, однако грамотно красивой. Какая-то женщина аккуратно, с лёгким трепетом касалась лба ангелочка влажным махровым полотенцем. Мадлен беспомощно моргала глазами и пыталась что-то сказать, но голос ей не поддавался. Женщина сидевшая у кровати была какой-то не живой. В форме прислуги, в накрахмаленном фартуке, она походила на большую куклу больше, чем на живого человека. Ангелок попытался пошевелиться, но тело её не слушалось, и отчаянно сопротивлялась помогать ей. 
Внезапно открылась дверь. Мадлен слышала это, но ничего не видела. Тело ей не подчинялось.
- Она проснулась?
Спросил кто-то. Женщина встала и тихо ответила:
- Да, зови Господина.
- и что ему нужно от этой девчонки?!
Возмутился хриплый писклявый голос.
- Не здесь, Григорий.
Дверь захлопнулась. Шаги удалялись постепенно. Мадлен прикрыла глаза.
Её разбудило прикосновение. Мягкое полотенце целовало её бархатную кожу. Наконец её мощи смогли оторваться от кровати, и она слегка качаясь, приподнялась, рухнула, опять поднялась и застыла. Виктор был в маске. Она виновато посмотрела на него, но он ничего не говорил. Она решила начать первой.
- Виктор, я…
- Не надо унижений.
Сказал, как отрезал. Ей стало так больно, так невыносимо. Она не могла сдерживаться, она будто бы билась об стену, стараясь снести её. Он был холоден как никогда. Мадлен прижала свою голову к его груди. Он сидел перед её кроватью, и ей было легко прижаться к нему. Мужчина ласково провёл по её волосам.
- Тихо, девочка. Я не злюсь. Я всё понимаю.
Но она не хотела понимать. Она хотела только его! Рука его уже не была перевязана, и вроде бы на его теле не осталось ран вообще.
- Тебе нужно выспаться.
- Нет, не уходи! Останься со мной! Я ведь гостья! Гостья просит,… я прошу, нет, я умоляю тебя!!!
- Не нужно, милая…
Прошептал он, оставаясь всё таким же холодным и жестким ко всем её просьбам.
Мужчина ловко освободился из её объятий и поспешил удалиться. Мадлен его опередила. В одной рубашке (причём мужской) она вскочила на холодный пол, чувствуя, как кружится голова, и преградила ему дверь. Он сделал шаг в лево, она повторила, он шагнул вправо, Мадлен сделала тоже самое. Виктор засмеялся, потирая лоб.
- Мадлен, не время играть!
- А я и не играю!

Возмутилась девочка, поджав губы. Он серьёзно посмотрел на неё.
- Ну, как хочешь.
Мадлен и ахнуть не успела, как тот обнял её и, прижав к себе поволок к кровати. Два тела рухнули на покрывала, и только сейчас ь.Мадлен поняла, что кровать просто нереально огромная. Он прижал её к себе так сильно, что стало нечем дышать, да это было и не к чему.
- Ты этого хотела?
- Да…
чуть сдавленно пропищала она, слушая стук его сердца.

Ничего так и не произошло. Он ушёл так же внезапно, как и появился, оставив молодое, пылающее от страсти тело наедине со своей любовной истомой.
С тех пор прошла уже неделя. Невероятно быстро пролетевшая неделя. Виктор показал ей весь дом, включая его собственную комнату. Та же оказалась весьма экстравагантна. В ней не было окон, стены были обиты плотной чёрной тканью, а посреди комнаты стоял красный гроб.  Там Мадлен впервые себя, которой она была, когда-то. Девушка на фотографии больше напоминала её сестру Джулию, но Мадлен ничего не сказала. В комнате висело множество портретов, однако только у одного из них было лицо (остальные лица либо были вырезанные, либо закрашены.) Виктор терпеливо объяснил, что как только ЭТО произошло с его лицом, он приказала сжечь, спрятать, разорвать все портреты в этом доме, кроме этого. По его словам его рисовала сама Мадлен, поэтому он для него был дорого. Девушка впервые видела такое совершенное и красивое лицо и иногда сравнивала, мужчину на картине и того, кого так часто целовала.
В доме было много прислуги. Большинству из них ангелок не пришёлся по нраву, и они всячески пакостничали: натирали полы так, чтобы малышка упала, ставили подножки, когда она терялась в коридорах, подсказывали не верное направление. Мадлен отплачивала им тем же и всячески унижала, показывая, кто здесь хозяин. О многих из них Виктор рассказывал вечерами, прижимая к себе Мадлен. Григорий (она его не видела, но слышала) был замечательным художником и мастером кукол. Однако, полюбил женщину лёгкого поведения, проститутку по имени Анна(та женщина, что как неживая сидела у её кровати и пыталась сбить жар). Каждую ночь он снимал её и они клялись друг другу в вечной любви, он рисовал её и грезил о побеге. Однажды Анны не стало. Её растерзанное тело нашли далеко за Лондоном. Мужчина сходил с ума от горя, однако перед тем как покончить со своими мучениями и с собой, он повстречал Виктора. Тот предложил вечную жизнь ему и его возлюбленной, в замен на преданность. Был только один нюанс в этом договоре, и Григорий выполнил его. Множество ночей он корпел над кукольным телом своей Анны, а Виктор лишь наделил её «жизнью».
Единственный человек (помимо Виктора) относился к девочке лояльно – это была кухарка. Она часто кормила малышку до времени обеда, рассказывала ей сплетни и приносила в постель молоко. Чудная женщина.

Мадлен сидела в душистой розовой воде и наблюдала, как причудливо плавают по гладкой её поверхности большие белые шапки пены. Пар наполнял всё просторное помещение. Белое тело расслабленно наслаждалось мгновениями. Тонкие ноги опустились на пушистый ковер, и девушка тщательно вытерла махровым полотенцем мягкую кожу.  Сейчас она повторяла свой обыденный полуночный поход  в другое крыло, через сотни залов, комнат, коридоров. Только шёлковый халат закрывал от мирских глаз прекрасное молодое тело. Босые ноги легко ступали на холодный паркет. Два раза на право, затем прямо, затем налево и до упора. Она зазубрила это, как только приехала сюда. Он наверняка работал, когда он работает, то ничего не слышит и не видит. Мадлен порхала над полом как ласточка, едва касаясь его.
Двери. Заветные двери. Кабинет его был разделён на две зоны одну для работы, другую для отдыха (иногда хозяин просто был не в состоянии идти к себе.) Девушка тихо вошла и села на софу прямо напротив его стола. Виктор был занят. Не отрываясь от работы, он произнёс:

- Ты чего-то хотела, мой ландыш?
- Нет, ничего.
Умилённо вздохнула Мадлен подходя к его столу. Теперь она чувствовала себя истинной хозяйкой этого тома, госпожой Дюмон, и вела себя подобающе. Поставив локти на столешницу, и скинув пару листов каких-то важных бумаг, она пробормотала.
- Какой же ты у меня красивый…
Виктор ухмыльнулся.
- Хорошее заклинание, правда?
- Да,… но ты у меня и так самый прекрасный на свете.
Он не ответил, и она снова села на мягкую софу, обмахивая себя тонким шёлковым поясом. Устроившись поудобнее, Мадлен пристально наблюдала за своим возлюбленным. Халат распахнулся, обнажая красивую белую грудь.
- Я сейчас уже закончу, и пойдём спать…
Как-то очень сосредоточенно, процеживая каждое слово, говорил он.
- Спать так, спать.
С досадой в голосе согласилась девчушка и встала с мягкого сиденья.
Она остановилась в распахнутых дверях, чувствуя на своей спине пристальный и удивлённый взгляд. Жар пронёсся по всему тельцу от шеи к локтям, и ниже к животу. Она трепетно выпустила из лёгких воздух. От нежных, слегка щекотных прикосновений к её спине пересыхало в горле. Мадлен не решалась повернуться. Щёки пылали, и тело становилось каким-то невесомым. Горячие губы коснулись её гибкой шеи и впились в неё так страстно, что девочка невольно издала стон, пуская пальцы в его непослушные чёрные волосы. Существо начало медленно сникать, пока и вовсе ни повисла на его руках. В голове мутнело, как после хорошего, но уж очень крепкого вина. Тело Мадлен рухнуло на кровать, которая стояла посреди круглого зала, средь множества книг, чертежей и бумаг.  Его губы продолжали впиваться в детскую шейку, а красавица только и могла, что хватать горящий воздух сухими губами.  Впервые девушка чувствовала себя такой беззащитной, и вся пылал, буквально горела изнутри. Обнажённое белое тело прильнуло к чёрным одеждам любимого.
Нежно поцеловав ее в губы, он улыбнулся, а затем спросил:

- Сейчас мы станем с тобой одним целым, это будет немного больно, но потом боль пройдет и на смену ей придет наслаждение… Ты готова?
Девушка простонала что-то невнятное, но мужчина явно её понял.
Пальцы тряслись, терялись, движения были каким-то не чёткими и сдавленными. Малышка еле справилась с многочисленными застёжками на плаще и пуговицами на рубашке, перед тем как увидеть истинный облик своего «суженого». Он был худ, однако силён. Мадлен вжалась мягкие простыни.  Виктор освободился от последнего клочка ткани, скрывающего возбужденную плоть, он и сам давно дрожал.
- Обещай слушаться меня во всем, это важно, дитя… - едва слышно выдохнул мужчина, начиная настойчиво ласкать тело девушки, там, где прежде никто его не касался и жадно поцеловал её губы. Прошло еще пару мгновений, прежде чем граф приподнялся над окончательно растерянной возлюбленной и серьезно сказал:

- Теперь ты должна расслабиться… просто отдайся моим движениям, и все будет хорошо… - затем он осторожно раздвинул бедра девушки и оказался сверху, по-прежнему, оперяясь на руки. Вместо этого девушка зачем-то напряглась всем своим жалким телом.

- Расслабься, глупышка… - последний раз хрипло выдохнул Виктор, а затем резко подался вперед.
Упругое тело девушки не желало подаваться, но все же он овладел ею, ощущая, как под его напором рвется тонкая преграда. В тот же миг Мадлен дернулась, отчаянно вскрикнула, а ее рука метнулась вниз, словно стараясь остановить происходящее. Но было поздно. Мужчина нежно взглянул в глаза, наполняющиеся слезам боли и обиды, и про себя произнёс «Всё в порядке. Боли больше не будет.» Он умел подчинять своей воле. Боль действительно покинуло тело, и юная любовница даже начала расслабляться. Граф улыбнулся, продолжая ритмичные движения. Теперь он обладал ею, обладал в полном смысле этого слова, и то была самая ценная награда за все перенесенные им страдания. В следующий миг Мадлен вновь слегка вздрогнула, но, не ощутив боли, все же расслабилась, начиная ощущать сладкую негу, поднимающуюся внизу живота. Сладко закатывая глаза, малышка сжала в пальцах простыни, и вскоре издала первый стон наслаждения. Было удивительно, что в полные шестнадцать лет девушка ни разу еще не переживала подобного, но сейчас она металась на подушках обхватив голову руками, задыхалась от охватывающего тело трепета, и не понимала, что с ней происходит. Теперь красавица была сверху. Сам, задавая ритм ее движениям, Виктор наслаждался упругостью юного тела, и хотя он даже не мог вспомнить точное число невинных дев, что пришлось ему соблазнить на своем веку. Сдерживая рвущийся наружу стон, Мадлен склонилась к его груди, и они одновременно содрогнулись, на миг, слившись в любовном экстазе. Это была безумная, феерическая ночь, и граф Дюмон не хотел останавливаться, желая, чтоб рассвет не наступил никогда.
Чем больше он узнавал тело своей возлюбленной, ощущая его так глубоко и полно, тем силене разгоралось его желание обладать им снова, и снова. Виктор слышал каждый удар ее сердца, слышал, как кровь горячими струями бежит по венам. Все это было идеально, словно природа отдала ему в жены свое самое совершенное дитя. Сомнений быть не могло, столь прекрасное создание непременно должно стать бессмертным и разделить с ним вечность. Теперь они стали единым целым, нежными и пылкими любовниками, стремящимися доставить друг другу максимальное наслаждение. И это было прекрасно. В следующий миг он в последний раз резко подался вперед, на мгновение замер, и шумно выдохнул набранный в легкие воздух.
Пылающее тело было вымотано до изнеможения. Мадлен шумно дышала, скатываясь на мягкие одеяла, и еле-еле приходила в себя. Откинувшись на спину, женщина минуту лежала без движения, сердце постепенно замедляло ритм, дыхание выравнивалось, а на душе воцарялось ощущение счастья и глубокого удовлетворения. Виктор встал с их брачного ложа и подошёл к бару. Достав оттуда бутылку хорошего крепкого виски, мужчина сделал несколько глотков прямо из горла, затем он вернулся в объятия любимой. Они лежали под шёлковыми покрывалами.  Виктор крепко сжимал руку возлюбленной, а она не сводила с него восхищенного взгляда, такого теплого и ласкового, что он мог согреть даже самую ледяную душу. Когда-нибудь они навечно будут вместе, а пока мужчина мог позволить себе пару часов сна рядом с любимой невестой, и эта возможность, доступная любому смертному, как нечто обыденное, уже делала его счастливым.